|
Картина «Дорогие товарищи» знаменитого кинорежиссера А.Кончаловского-Михалкова удостоена спецприза Венецианского кинофестиваля. Лента посвящена драматическим событиям в Новочеркасске, где произошел «жестокий», пьяный, но отнюдь не «бессмысленный» мятеж рабочих и примкнувших к ним обывателей.
Мне кажется, наиболее приемлемым с точки зрения объективности является обзор трагических событий в Новочеркасске, представленный на портале форума НОВОЧЕРКАССК.net. Там опубликованы документы с оценками советских партийных и судебных властей реального хода этих событий, а также дано предисловие к публикации, выдержанное местами в духе постсоветской мифологии. Впрочем, трудно ожидать чего-либо иного в нынешних условиях поисков социального выбора страны.
Приз же за отображение средствами кино событий в Новочеркасске, который получил Кончаловский в Венеции, является столь же специальным, сколь специфическим. Вот как оценивает «специфику» фильма пользователь Интернета, некий Игорь Ходаков.
„… не берусь судить о художественных достоинствах – или недостатках – картины, – пишет он. – Но, считаю, наградили ее по причинам, с искусством не связанным. С моей точки зрения, на Западе, точнее – среди его культурной и политической элиты, – существует определенный стереотип России (Советского Союза), выдержанный в формуле: хороший народ и омерзительная власть. При этом я не говорю, что такие фильмы не надо снимать, или забывать о подобных трагедиях, но стоит ли их выставлять на суд антироссийского ангажированного жюри?“
Словом, автор призывает не выносить сор из избы, поскольку наши недоброжелатели используют его в русофобских целях. Однако допустимо ли, чтобы «сор» оставался внутри страны и засорял мозги соотечественников?!
Нет, уж, надо четко определиться. Либо мы узколобые националисты, ксенофобы, либо космополиты, которые «с умилением глядят на заграничные наклейки, а сало русское едят», либо интернационалисты, выступающие за международное взаимопонимание, взаимопомощь и сотрудничество на патриотических социалистических началах. Правда на нашей стороне, и правдивое и объективное освещение трагических событий нашей истории средствами кинематографа служит на пользу нашей стране не меньше, чем пропаганда позитива.
Для правильной оценки фильма надо отойти от постсоветских стереотипов, искажающих историю, отойти от националистического чванства, примитивного народничества, выродившегося в свое время в антимонархический терроризм, а затем и в «белый террор».
Да, картина «Дорогие товарищи», скорее всего, снята в русле оценки трагических событий в Новочеркасске, принятой постсоветской тусовкой буржуазных либералов-западников. От А.Кончаловского трудно ожидать оценок действительности с позиций пролетарского интернационализма. Он прожил большую часть жизни в обстановке обожания киношной богемой западных стандартов творчества и образа жизни. Он всегда был эгоистом, космополитом и сибаритом. Вращаясь в богемной среде, он усвоил искаженные представления о марксистско-ленинском учении, что, конечно, не могло не отразиться на его творчестве.
В частности, он полагает, что коммунистам присуще слепое обожание рабочего, независимо от его морально-политического облика и социального поведения. Между тем, известно, что Карл Маркс ввел понятие люмпен-пролетариата, характеризующего отсталую часть рабочих, лишенных классового сознания, склонных к аморальным и антисоциальным поступкам и подверженных мелкобуржуазным предрассудкам, колебаниям и иллюзиям.
Уместно напомнить и другое. Марксистская доктрина не исключает участия представителей революционной интеллигенции из разных слоев населения, в том числе представителей буржуазии и дворянства, ставших на сторону пролетариата, в борьбе и даже руководстве революционного авангарда рабочего класса – пролетарской партии. Иначе и не может быть до прихода к власти пролетарской партии, до формирования в стране победившего социализма партийных кадров из среды рабочих и крестьян, владеющих теорией и практикой научного коммунизма.
Известно также положение м-л о том, что рабочие, сами по себе, способны выработать лишь экономические требования, от которых частные собственники средств производства отделываются мелкими подачками, либо прибегают к карательной мощи своего государства для подавления протеста трудящихся. С другой стороны, те же самые рабочие могут стать жертвами политических манипуляций буржуазии или даже контрреволюционной силой, когда противопоставляют свои экономические требования классовым политическим целям.
Печальная судьба СССР подтверждает это. Но не следует ставить в один ряд протест рабочих Новочеркасского электровозостроительного завода в 1962 году и поведение шахтеров времени поздней перестройки. Первый был, если судить обобщенно, стихийной реакцией рабочего класса на волюнтаризм центральных и местных советских властей. Шахтеры же стали инструментом политических манипуляций партийных оппортунистов и интеллектуальных мещан в среде советского диссидентства, направленных на подрыв советского строя.
Протест в Новочеркасске закончился трагедией. Средством разрешения конфликта между рабочими и властями стало насилие с обеих сторон. В ответ на предложение представителей власти обсудить требования рабочих путем переговоров, из протестующей толпы понеслись злобные выкрики и монтировки.
Со стороны демонстрантов были предприняты попытки штурма советских учреждений, погромов, освобождения заключенных хулиганов. Это случилось потому, что стихийное движение протеста оседлали экстремисты и уголовники. Впрочем, если бы это движение оседлал «цивилизованный» Запад, последствия могли быть еще хуже.
Власти ответили на насилие насилием. Государство имеет право на насилие, когда иные средства наведения порядка оказываются бесполезными. Но этот принцип признается плутократами в отношении буржуазного государства, но отнюдь не советского. В отношении же событий в Новочеркасске им важно раздуть один из частных трагических случаев до уровня непримиримости интересов рабочих и коммунистической системы, чтобы, злорадно потирая руки и зубоскаля, твердить о крушении краеугольного камня марксистской теории о роли передовой части рабочего класса.
Корреспондент русской службы Би-Би-Си Андрей Захаров, взявший в начале сентября 2020 года интервью у автора фильма «Дорогие товарищи», в предисловии к публикации интервью пишет: „События в Новочеркасске 1962 года – один из немногих протестов времен доперестроечного СССР, когда советской власти противостояли не диссиденты и интеллигенция, а пролетариат, который партийные идеологи называли «гегемоном революции»“.
Интервьюер пытается добиться согласия своего собеседника на идею отождествления протеста в Новочеркасске с бунтом в Белоруссии строптивого фуфла, одураченного байками о «народном капитализме» и выдающего себя за оппозицию. Подтекст вопросов бибисишника сводится к одному: – С кем вы мастера культуры?
Этот вопрос открыто адресовал в свое время интеллигенции и гениальный пролетарский писатель Максим Горький. Он отметил, что
„… лишь некоторая и незначительная часть европейско-американской интеллигенции задумывается о том — куда идти? По привычке — с буржуазией, против пролетариата или же по чести — с пролетариатом, против буржуазии? Большинство же интеллигентов продолжает довольствоваться службой капитализму — хозяину, который, хорошо видя моральную гибкость своего слуги и утешителя, видя бессилие и бесплодность его примиренческой работы, начинает откровенно презирать слугу и утешителя своего и уже сомневается в необходимости бытия такого слуги“.
Кончаловский относится к этому интеллигентскому большинству. В погоне за американским «Оскаром» он испытал унижение от указанного Горьким «презрения» к слуге и утешителю. Его лента «Рай» не попала в список претендентов на награду в категории «Лучший фильм на иностранном языке». И это, несмотря на оригинальную и лояльную трактовку в фильме животрепещущей темы Холокоста! И это, несмотря на то, что в основной конкурсной программе 73-го Венецианского кинофестиваля в 2016 году Андрей был удостоен «Серебряного льва» за лучшую режиссёрскую работу!
В Голливуде что? – не умеют ценить таланты? Конечно, умеют. Но кинопроизводство на этой «фабрике грез» подчинено законам конкуренции. Наверное, успех Кончаловского в Европе и послужил причиной его провала США. Тем более что время противостояния «двух сверхдержав», когда привлечение в западное кино советских кинорежиссеров-диссидентов, которое считалось весьма выгодным, как с коммерческой, так и с пропагандистской точки зрения, ушло в прошлое.
Теперь глубокомыслие и подмена критического реализма натурализмом, а также любование стандартами жизни аристократии со стороны художников из периферийной постсоветской РФ мало чего стоят. На Западе больше ценят фэнтэзи и туманную аллегорию для отвлечения обывателя от реальной действительности. Пусть россияне тешатся максимой: «Не в силе Бог, а в Правде». На самом деле, все обстоит наоборот.
Автор «Дорогих товарищей» талантлив. Видимо, его мастерство отразится и в фильме, показ которого на широком экране в РФ отнесен на позднюю осень. В этом мастерстве – главная опасность. Оно может скомпрометировать идею социальной справедливости и возвысить капиталистический социал-дарвинизм. Ведь в кино нередко бывает так, что злодеи выглядят симпатичнее праведников. Кино и жизнь в сложных взаимоотношениях.
Тема совместимости культуры и злодейства популярна в искусстве.
„Герой моего фильма «Рай» – сообщает Кончаловский интервьюеру Би-Би-Си, – аристократ, идеалист, играет Брамса. И при этом он – фанатичный нацист. Эта амбивалентность характера делает его трагическим. И когда я делал «Дорогих товарищей», я подумал, что было бы интересно сделать зеркальное отражение того фильма, перенести этот конфликт в советскую реальность. И так получились «Дорогие товарищи»“.
Подобное «зеркальное отражение» амбивалентности (двойственности) характера нациста мыслится автором картины следующим образом: – В центре фильма, – объясняет Кончаловский, – эволюция главного характера, он очень близок к Павлу Корчагину, или «Матери» Горького, или Максиму. Но у нее [героини фильма] происходит разрыв между убеждениями и тем, что она видит.
То есть, главная героиня фильма не является полной аналогией нациста, хотя тот в фильме «Рай» восхищался коммунизмом, а не социализмом, к которому отсылает название Национал-социалистическая немецкая рабочая партия. Это ведь не национал-коммунистическая партия Лимонова, у которого были свои тараканы в голове. Но на Западе принято отождествлять нацизм с коммунизмом, ибо социалисты «желтого» Социнтерна лояльны к англосаксонской модели капитализма.
Вместе с тем, нацист из «Рая» наслаждается музыкой и одновременно является фанатичным исполнителем нацистских установок на истребление недочеловеков, а главная героиня «Дорогих товарищей», носитель гуманистической в теории коммунистической идеи, все-таки переживает из-за того, что благой идеей дорога в ад вымощена. Очевидно, эти переживания связаны с тем, что она разделяет свойственный многим интеллектуальным мещанам нелепый взгляд на марксизм-ленинизм и роль рабочего класса.
Здесь уже конфликт не между культурой и злодейством, но между слепым убеждением и невежеством, между теорией и практикой. Ибо
„простое книжное усвоение того, что говорится в книгах о коммунизме, было бы в высшей степени неправильным, – учит нас Ильич. – … Без работы, без борьбы книжное знание коммунизма из коммунистических брошюр и произведений ровно ничего не стоит, так как оно продолжало бы старый разрыв между теорией и практикой, тот старый разрыв, который составлял самую отвратительную черту старого буржуазного общества“.
Одно дело разоблачать подлость, лицемерие, ужасы и безумие капитализма с позиции чистой и непорочной теории, другое дело вести борьбу с этим монстром на практике. Особенно, когда этот монстр смог за счет высасывания крови из подавляющего большинства человечества и организации всемогущей системы информационного обмана устроить сносную жизнь для части населения планеты и величать это население «цивилизованным Западом». Здесь можно измазаться кровью и навлечь на себе самые чудовищные обвинения и ярлыки.
Леволиберальная интеллигенция отстраняется от такой борьбы, но при этом не в состоянии снискать одобрение классических буржуазных либералов, к которым, видимо, причисляет себя Кончаловский. „Леволиберальная интеллигенция“, – говорит он, – „сидит на кухне и перебирает косточки себе и своим коллегам. А на площади с плакатами выходят безумцы. В том (советском) обществе они не характеризовались иначе, как безумцы“.
Судя по оценке мастера, безумие протестантов сродни «безумству храбрых», которое воспевается в горьковской «Песне о Соколе». Он поясняет: „То общество было скованно общим страхом перед системой, и этот страх выражался в том, что те люди, которые могли выйти, назывались беспредельщиками“.
Мастер вольно или невольно путается в понятиях «безумие» и «геройство». Впрочем, это немудрено, если воспринимать безумный мир паразитического капитализма за норму жизни. Безумие являет собой коренное свойство и родовую сущность именно капитализма, а не коммунизма. Неудивительно, что с крушением СССР, который стремился реализовать гуманистический идеал человечества на основе научного мировоззрения, выработанного тысячелетиями проб и ошибок, уровень безумия мира резко повысился.
Кончаловский наделяет героическим безумием не только действительных безумцев, таких как группка диссидентов, протестовавших на Красной площади вместе с Лерочкой Новодворской против разумных и законных мер Советского руководства по оказанию интернациональной помощи здоровым силам социалистической Чехословакии. Не только участников акции на Болотной площади в Москве, белорусских смутьянов, но также протестантов в Новочеркасске.
Однако последний случай не имеет ничего общего с предыдущими в смысле героизма и самопожертвования. Здесь уместнее говорить о трагедии, привнесенной не столько фатумом и роком в понятии Кончаловского, сколько в отсутствии условий эволюционного развития социализма из-за анклавного существования в мире паразитического капитализма.
Это историческое препятствие было невозможно преодолеть посредством авантюристических попыток хрущевского руководства нарушать баланс между уровнями социальной обеспеченности населения и социалистической демократии. С другой стороны, провалы авантюр, естественно вызывали народный протест, участники которого были столь же слепы, но в отличие от партийной элиты испытывали на себе тяжкие последствия ее экспериментов и реформ.
Разве что бесчинства хулиганов, уголовников и экстремистов, обративших протест рабочих в бессмысленный и беспощадный бунт, можно сравнить с поведением российских и белорусских диссидентов. В общем, к фантазиям и обобщениям Кончаловского следует относиться с большой осторожностью.
Только улыбку могут вызвать его попытки связать причину участия в социальных волнениях молодежи с избытком у нее тестостерона.
„База социальных волнений, – разъясняет мастер, – молодые люди от 18 до 25 лет. У них такая сила тестостерона, что они любят менять мир с помощью уничтожения. Они любят ломать. Это социология, я бы даже сказал, что в каком-то смысле это – зоология. Лично я, – признается он, – уже сейчас не так же уверен, как в 18 лет, в том, что хорошо, а что плохо в области строительства нового общества. Я прихожу к выводу, что капитализм и свободный рынок не ведут к всеобщему процветанию. Мне кажется, что единственная форма ограничения алчности – это государство“.
Почему бы не связать личное разочарование рынком с дефицитом тестостерона. Сам Андрей использовал половой гормон более рациональным способом, особенно, когда получил власть именитого режиссера над начинающими актрисами. Он уберегся, таким образом, от безумства и агрессии.
Тем не менее, мастер вырос и воспитывался в элитарной советской семье, где понятие общественного блага, труд в интересах общества не были пустыми звуками. На постсоветском пространстве молодежи изо дня в день вдалбливаются лживые мантры о всемогущей руке рынка, о всесилии денежной системы, учрежденной бреттон-вудскими соглашениями. Эти мантры подрывают ее желание работать на благо Отечества и влекут ее на Запад. Все дело в политике. И напрасно Кончаловский расписывается в своей необразованности в политике и нежелании ею заниматься.
Он сознает, что не мог бы снять свой фильм без финансовой поддержки минкультуры РФ и олигарха Алишера Усманова. Вместе с тем, мастеру не хочется расставаться с иллюзией, что творчество культуры является его личным делом, результатом его «свободной мысли» и «независимой воли». Поэтому он маскирует свое служение периферийному российскому капитализму ссылками на трагедию древнегреческого драматурга Софокла под названием «Антигона», на фатум и рок.
Интервью А.Кончаловского русской службе Би-Би-Си может послужить полезным подспорьем в просмотре картины «Дорогие товарищи». Если отнестись к нему критически.
|
